Перед строем он съел буханку хлеба за 45 секунд. Пока горела спичка

Игорь Ипатов сам написал заявление о том, что хочет исполнить свой интернациональный долг в Афганистане. А попал на Кубу. Открытых военных действий на острове Свободы не было, но хлебнуть солдату-срочнику пришлось по-полной.

Сегодня, в День воина-интернационалиста, по всей стране почитают тех, кто исполнил свой служебный долг за пределами Родины. Выбрана дата 15 февраля не случайно: 28 лет назад в этот день закончилась война в Афганистане, длившаяся десять лет…

Художник Игорь Евгеньевич Ипатов – человек самой мирной и романтичной профессии – окончил среднюю школу практически с «пятерочным» аттестатом. И хотя он очень любил рисовать, поначалу все же решил избрать профессию отца и стать кадровым военным.

– Видимо, я недооценивал свои художественные возможности, – поясняет он. – Казалось, мало знаю и умею, чтобы поступить в вуз по этому направлению. И не отважился.

Судьба распорядилась иначе. Офицером он не стал, а стал солдатом срочной службы. Попал в войска связи, в город Муром Владимирской области. Там находился полгода в учебке, где получил специальность радиомеханика. Тогда Игорь Евгеньевич и написал заявление с просьбой отправить его в Афганистан, хотя ему предлагали службу в Подмосковье, узнав, что он хорошо рисует. Обещали на увольнительные домой отпускать, но Ипатова манила военная романтика.

– Патриотический порыв, – объясняет он. – Мы знали, что за границей гибли наши товарищи, хотели выполнить свой интернациональный долг, защитить Родину.

Но пришел приказ отобрать ребят для службы на Кубе. Туда отправили самых лучших и здоровых. В их числе оказался и Игорь Евгеньевич.

Он освоил еще один вид связи, засекреченный в то время, познакомился с новой аппаратурой. Даже дал подписку о неразглашении тайны и пообещал в течение пятнадцати лет не выезжать за рубеж.

На острове Свободы наша бригада постоянно находилась в состоянии боевой готовности. Шел 1983-й год, Соединенные Штаты Америки делали все, чтобы уничтожить молодую социалистическую республику. Поэтому все жили в ожидании вторжения на Кубу интервенции. Ежедневно проходили учебные стрельбы по движущимся мишеням, в том числе и по ночам. Стрелял Ипатов отлично, нередко из ста очков выбивал сто.

Кроме всего прочего, советские ребята обучали военному делу кубинских солдат, которые служили в армии три года: один – у себя на Кубе, два – в Никарагуа (в обязательном порядке).

– Некоторые мои сослуживцы тоже побывали в командировке в Никарагуа, – вспоминает Игорь Евгеньевич. – Но вернулись оттуда не все…

За добросовестное выполнение воинского и служебного долга Ипатов был награжден грамотой.

Его родителям руководство части направило Благодарственное письмо, что тоже приравнивалось к награде для солдата.

Отсылали такие письма крайне редко: за два года, что он служил, только два человека удостоились их...

Американцы вторглись на остров Гренада, уничтожив там практически все кубинские войска. Потери были очень большие. Куба погрузилась в глубокий траур. Советских воинов тоже собирались бросить на помощь дружественной стране. В течение двух недель решалось: отправить их или нет. Ребята спали с оружием, в полном обмундировании. Круглосуточно, через каждые полчаса, проводились переклички. В любой момент могли начаться военные действия. Но, слава Богу, правительство СССР проявило благоразумие и постановило не ввязываться в конфликт. Иначе, как знать, советская бригада могла бы пополнить то скорбное число погибших.

Чего только не было за полтора года службы на Кубе. Здоровье Игорь Евгеньевич там подорвал капитально. Он едва не умер от тропической лихорадки, на три дня потерял зрение, сорвал спину от непомерных тяжестей, которые приходилось таскать. Во время эпидемии желтухи, вирус которой запустили американцы, пострадали несколько тысяч человек. Ипатову повезло (если вообще уместно это слово), он заболел одним из последних. Их партию отправили на лечение в Гавану, поэтому обошлось без тяжелых последствий. А многие так и не долечились до конца.

– Куба – это страна, где хорошо отдыхать, но плохо служить, – говорит Игорь Евгеньевич. – Там очень жарко и влажно. Море теплое, но купаться довелось только в начале службы. Потом командование лишило нашу роту всех благ.

Казалось бы, где, как не вдали от Родины, должны были проявиться дружба и солидарность советских солдат, уважение друг к другу, чувство локтя. А получилось все наоборот. Ипатов именно на Кубе столкнулся со страшной дедовщиной. Нелегкие будни на учебке, когда приходилось привыкать к новым армейским порядкам, показались просто раем по сравнению с тем, как жилось молодым солдатам на далеком острове Свободы.

– Мое детство прошло среди военных, – продолжает художник. – Думал, что мне все знакомо. Но оказалось, солдатской жизни я и не знаю. В нашей роте было очень мало «молодых» и много старослужащих. Превосходили они нас по численности втрое. Поэтому и доставалось нам за троих: и в работе, и по части издевательств. Некоторые ребята не выдерживали, стрелялись, сбегали (тайком проникали на иностранные корабли). Только их все равно вылавливали. Кого-то отстреливали, кого-то возвращали и потом наказывали. Тяжело было... Нас даже во время положенного отдыха заставляли работать. А еще у старослужащих водилось такое развлечение: строили нас, командовали убрать руки за голову и отправляли гуськом на корточках на сопку. А обратно нужно было спускаться строем и с песней. И обязательно носок тянуть. Попробуйте это сделать, когда спускаетесь с горы. Подобное наказание ждало всех, если кто-то один не так посмотрел или не вовремя улыбнулся… И били тоже. Как говорится, по уставу, чтобы синяков не оставалось. Особенно попадало тем, у кого упражнения на спортивных снарядах плохо получались. Я был физически хорошо подготовлен, поэтому сия чаша меня миновала.

Но досталось Игорю Евгеньевичу уже на последнем году службы, когда он сам стал «дедушкой». Заступился за «молодого», и его избили свои же. Законы нарушать там никому не позволялось. Замполит спросил, что случилось, когда увидел всего опухшего Ипатова, который даже рта не мог открыть. Тот сказал, что упал.

– Признаешься – будет хуже, – усмехается Ипатов. – Были парни, которые откровенничали. Так они до дембеля не дожили.

В столовой тоже существовали свои порядки. Пока «дед» не взял ложку, «молодые» не имели права есть. Он закончил – это такая же команда для остальных. А «дедушка» уже сыт, бананов нарвал, ананасов, апельсинов… Там с ними проблем не было. Поковыряет старослужащий в тарелке, откусит пару раз – и все. А молодые-то голодные, им ничего кроме столовской пищи не перепадало. К тому же, тот, кто на раздаче, должен всем разлить, потом только сам сесть за стол. Ему вообще времени на еду не оставалось.

– Один парнишка у нас даже с ума сошел. Он прятал хлеб в кармашек, чтобы потом съесть втихомолочку, пока никто не видит. Его поймали... И ночами заставляли съедать по восемь бачков каши. Запихивали с побоями. От всего этого рассудок его помутился. Парня комиссовали.

Пару месяцев Ипатов тоже был на раздаче, узнал почем фунт лиха. Однажды и его заловили с куском хлеба. Обошлось, к счастью, без котелков с кашей. Но перед строем буханку хлеба съесть заставили. Причем время заметили – пока спичка горит. Справился солдат, заглотил за милую душу – очень голодный был. Да еще и страх подгонял, не хотелось по почкам получить.

– Когда я в армию уходил, весил 72 кг, – уточняет И.Е.Ипатов. – В конце же первого года службы 38 кг осталось. Это при росте 175 см. Ветерок дунет – и уносило… Не знаю, может быть, иногда и полезно обломать характер. Больше жизнь начинаешь ценить. Я ведь, когда вернулся, такой счастливый ходил и постоянно улыбался. Некоторые не понимали и раздражались: чему я радуюсь? А для этого просто надо было два года вот так пожить…

После службы Игорь Евгеньевич сразу поступил в Московский государственный педагогический институт имени Ленина, на факультет изобразительного искусства. Захотел учиться именно в нем, потому что поразило великолепие здания, его колонны, мраморные лестницы. Поступить-то поступил, а учился совсем в другом месте – в филиале на Семеновской, который с трех сторон окружало старинное Петровское кладбище.

– Да-да, именно так и получилось: мечтал о дворце, а попал на кладбище, – смеется Ипатов. – Когда я оканчивал институт, в педагогическом колледже Серпухова (теперь это Губернский колледж) открылось художественно-графическое отделение. Меня пригласили преподавать. Пришли сюда вместе с женой, и вот уже 27 лет работаем. Наверное, гены свою роль сыграли. Ведь и мама моя была учителем, и тетя, и бабушка, Серафима Ивановна Ипатова. Между прочим, бабушка – заслуженный учитель Советского Союза, даже награждена орденом Ленина.

Но, несмотря на то, что профессия у Игоря Евгеньевича сугубо гражданская и мирная, еще лет пятнадцать после Кубы снилось ему, что второй раз в армию забирают. Просыпался он тогда в холодном поту...